Фотя Витрыло. Заядлые путешественники, Эйфелева башня и таинственный балкон

Париж — это праздник, который всегда без меня.

А. Давидович

- А куда бы ты хотела поехать? - спросил меня Федор.

Я почувствовала подвох в вопросе. Да ещё эта хитрая ухмылка. Но зная, что сюрприз может оказаться, в худшем случае, какой-нибудь неожиданной шуткой, решила войти в роль этакой наивной простушки.

- Нуууу... я бы поехала в Париж!..

И прищурилась мечтательно.

- И что тебе в том Париже?

- Как это что? Там есть Триумфальная Арка и Эйфелева Башня. Там, говорят, лучшие в мире — конфеты и булочки, и кофе особенный... И музеи, и Собор Парижской Богоматери, и... и “жёлтые жилеты”...

- А хочешь поехать туда сегодня вечером?

- Чтооооо???

- Я знаю туда самый короткий путь сквозь лесную чащу. Но дорога там есть, чтобы на велосипедах проехать.

- Ты уверен насчет дороги? Я не хочу продираться сквозь заросли крапивы и трясти на себя всех клещей с веток.

- Уверен. Я уже ездил.

- Когда ты ездил?

- Когда Красную Шапку освобождали от Волка.

- Ладно. Во сколько отчаливаем?

- Часиков в шесть, когда зной спадет немного.

- Договорились.

*

Вы видели как распускается цветок в ускоренном темпе на видео? Здорово, правда? 

А что, если бы над городом установить гигантскую камеру и снимать жизнь на протяжении тысячи лет? А потом посмотреть в ускоренном темпе? Да ещё так, чтобы жизнь каждого человека как на ладони? От рождения до смерти.

Наверное, можно было бы сделать совершенно потрясающие и неожиданные выводы. 

Я очень люблю, не торопясь, катиться на велике и наблюдать дома, людей, собак, кошек, цветы у заборов, деревья вдоль шоссе, поля зелёные или желтые, леса вдалеке или вблизи, облака, вечерние звезды... 

На выезде из города стоит старый двухэтажный дом на берегу пруда. Проезжая мимо, я прикипаю к нему взглядом. Этот домишко какой-то нереальный, словно из мрачных сновидений. В доме много квартир. Есть в нём окна и балконы совсем новые, красивые. А у других квартир фасад и балконы выглядят, словно после бомбёжки, ободранные, жалкие, на окнах не занавески, а тряпки какие-то висят, или вобще темные грязные проёмы. Не нужно заходить внутрь, даже снаружи можно определить, какие достатки у хозяев. 

В этот вечер на одном ободранном балкончике стояла пара - мужчина и женщина. Они были такие странные, словно персонажи из фильма про Апокалипсис. Стояли, задумчиво курили. И почему-то картинка эта мне очень сильно запомнилась.

Потом мы спустились с горки на полевую дорогу, ведущую к лесу. И покатились прямо навстречу приключениям. 

А начались они сразу, как только мы оказались под сенью деревьев. Дорога, конечно, в лесу была, но вся в рытвинах да колдобинах. Везде валялись толстые ветки. Иногда приходилось останавливаться и тянуть велик в руках. Злющие комары сразу начинали нападать, стоило замедлить движение. 

Мне хотелось вернуться назад, и я было заикнулась высказать своё негодование, но Федор обозвал меня слабым ничтожным книжным червем. 

“Ладно, какая теперь разница? Назад тоже далековато возвращаться...”- с досадой подумала я. 

В нескольких местах случились странные аномалии: педали крутить было необычно трудно. Я даже подумала, что обломалась. Но через метров пятьдесят тяжесть отпустила и колеса завертелись легче. 

Я всё ждала и надеялась, что вскоре мы выедем на ровненькую комфортную дорожку. Надежда — это феномен человеческой психики. Бывает, нет для неё никаких оснований, а она маячит и маячит в сознании. 

Я уже начала спрашивать Федора: “Долго ли ещё в этих дебрях мотаться?” Он ответил, что недолго. Но по голосу я поняла, что он не уверен, что означает для меня “долго”. 

Вскоре посветлело. Слева началась вырубка. Огромные, как обеденные столы, пни зияли среди поляны. Срубленные деревья должны были быть просто гигантскими, и срезаны были живьём, тихонечко, в глубине чащи, жадными разбойничьими руками. 

Поляна с пнями закончилась, начался лес из старых и очень высоких деревьев. Они росли свободно, как в парке. Свет не мог пробиться сквозь их густые кроны. Было темно, но дорога стала ровнее и просторней. 

Вдруг раздался страшный душераздирающий вопль. Я чуть не свалилась на землю. Федор бросил велосипед и побежал на крик. Казалось, это совсем рядом. И да, через несколько метров уже был край леса, там начиналось поле, а через поле убегали две собачки, большая и маленькая. Глупые собачонки, видать, поссорились, и кто-то кого-то грызнул за бочок. 

Боже мой... а я так перепугалась страшного чего-то. 

Прошло ещё минут пять и мы выехали из леса. Оказалось, ещё довольно светло. И велосипед теперь катился весело и проворно. 

- А это что за деревня начинается? Когда будет Париж?

- Это он и есть! Смелее!

- А где Башня?

- Башню разобрали на металлолом.

- Вот сволочи, - огорчилась я. - Наверное, наши воры туда добрались?

Первая улочка, встретившая нас громогласной тишиной, зияла пустыми глазницами окон и заросшими диким бурьяном калитками. 

- Смотри какой большой и красивый дом, настоящий дворец! - поразилась я.

Действительно, дом построен был с большим размахом, в два этажа, с арками и террасами, и, наверное, никто так и не успел в нем пожить. Могу поспорить, что хозяева уехали за границу на заработки. Тротуарчик от калитки до крыльца начал рушиться от диких побегов неухоженных растений. 

Мы ехали медленно, озираясь по сторонам, чтобы не пропустить каких-нибудь живописных развалин. Пока что жилища выглядели совершенно необитаемыми, некоторые полностью скрылись в зарослях одичавших садов. 

- Боже мой, неужели здесь больше никто не живёт?

- Смотри, вон кто-то идёт! - тихо сказал Федор.

Навстречу нам двигалась пара. Молодой невзрачный мужчина нес младенца в пелёнках, а рядом шла девушка очень странной наружности. Невысокая, среднего телосложения, одета во что-то очень неброское, но... ЛИЦО! У неё было плоское бледное лицо, словно у женщин со старинных японских гравюр. И такое же невозмутимое, совершенно безразличное выражение его. 

Они шли очень тихо. Следом бесшумно бежала маленькая белесая собачонка. 

Я подумала, что то были призраки. 

Дальше начали встречаться обиташки. В одной хатке с явно дырявой крышей кто-то жил. У крыльца стояли пластиковые ведра, тряпки висели на ветвях куста шиповника, а изнутри, из открытой входной двери сочился электрический свет и доносилась мелодия популярной песенки. 

Раньше я бывала в этой деревне, но только на главной улице, достаточно шумной от проезжающего в обоих направлениях, транспорта. Там, на обочинах стояли стульчики с овощами, фруктами, медом и молоком. Детишки приглядывали за товаром, и продавали, если удача останавливала покупателя у ихнего дома. Но никогда я не видела, как выглядит село на задворках. 

Не знаю, как долго мы двигались вдоль улицы, но казалось, будто время там остановилось. 

В конце-концов, мы решились заговорить со встречным мужчиной. Спросили, как выехать на главную. Он охотно начал объяснять. Ему явно нравилось общаться с незнакомцами. Видать, жизнь среди живописных руин вымирающих улиц была не достаточно насыщенной и лишенной свежих эмоций. 

Вскоре мы выехали на трассу и повернули в сторону своего городка. 

- Хорошо, - сказала я. - Мы успели вернуться до заката.

- Тебе понравилось путешествие?

- Ох, оно было опасным. Но незабываемым. Особенно комары в лесу и женщина с древней японской картины... жаль, что я не посмела её сфотографировать.

Когда мы подкатили к городу, солнце почти спряталось за горизонтом. Мягкие сумерки спустились на волшебный двухэтажный дом у пруда. Теперь он выглядел совсем по-иному, ещё более загадочно. 

Удивительно, прошло более трёх часов, как я наблюдала парочку на ободранном балкончике, а они до сих пор оставались там же. Вернее, на перила облокотившись, курила сигарету женщина. Возможно, ей было около сорока. Грустная, черноволосая, отрешенная. 

Из темного проема открытой двери на улицу лилась мягкая красивая вечерняя мелодия. Это в комнате довольно нехило играл на баяне друг женщины. Я словно воочию увидела, как он сидит там в темноте на диване, склонив голову и вдохновенно перебирая клавиши. 

Минуя домик, я бросила последний взгляд на их ободранный балкон, и в этот миг мне открылась тайна: я вдруг поняла, что она полюбила его за музыку. И, возможно, их роман был вполне достоин пера Дюма, Бальзака или Гюго. Но мы об этом никогда не узнаем.

*

Запах дождя. Фотя Витрыло

День был мокрый, холодный, небо — блеклое, воздух - туманный. Дождь сеялся, словно сквозь мельчайшее сито, где дырочки, величиной с нанометр.
Вчера ещё весеннее солнышко согревало свежую ярко-зеленую травку, пахучую и мягкую, как китайский шелк, а ночью вдруг все изменилось. Сверкающие бриллиантами звезды внезапно померкли, стали тусклыми и печальными.
Я ещё подумала: «К дождю! Не соврали в этот раз синоптики». Да и кости подтверждали прогноз своим унылым нытьем.
Дождик сеялся и сеялся, но люди – это такие странные существа, что им все нипочем. Что дождь, что ветер… Человеки, они все больше против течения прут, борьба им нужна. За выживание.
Кошка вон свернулась клубком и спит к дождю.  Ну, да… А вы разве никогда не испытывали необоримого желания лечь и сладко уснуть под равномерный стук дождевых капель?
Конечно, испытывали, и не отнекивайтесь. Жаль, что вы не покорились этому желанию. Не стоило сопротивляться и входить в конфликт со своим организмом. Ведь природа мудрее.
Вот и в этот день люди спешили куда-то, тщательно прикрывая свои  головы, кто зонтиком, кто капюшоном. Некоторые смотрели только под ноги, а те, кто ещё не совсем утратил свою естественную связь с живой природой, шли медленнее, наслаждаясь запахом дождевых облаков, извергающих саму жизнь на эту красивую планету, так бездушно  загаженную гнусными пластиковыми бутылками и прочими ядовитыми отходами.
Бедная, грязная водичка в реках и озерах, стараясь очиститься, превращалась в пар и улетала в небеса, присоединяясь к своим целомудренным сестрам в стаях белокрылых облаков.
Испытывая нежную любовь к своей матери-земле, они вновь проливались дождем на её измученную грудь. Насыщали жизнью и чистотой все живые молекулы.
Но люди прятались, закрывались зонтами от этих небесных посланников, бежали в дом и, открывая холодильник, доставали бутылки с какой-то булькающей и шипящей отравой.
Стараясь подойти поближе к главному герою моего рассказа, я все время отвлекаюсь и ухожу в сторону. Но, видать, высшая сила водит карандашом в моей руке.
Так вот, многие из прохожих, тех, что вдыхали запах чистоты, льющейся с небес, словно по мановению свыше, вдруг бросали взгляд на окно невзрачного домика, ютящегося в тесном ряду таких же, как он.
Прохожие замедляли шаг, не в силах оторвать взгляд от окна. Некоторые, споткнувшись, на несколько секунд останавливались, открыв рот от изумления.
Ещё пару раз оглянувшись, они шли дальше, но их лица выглядели теперь преображенными тихой радостью и счастьем. Может быть, это продолжалось одну минуту, но… все-же…
А на том окошечке стоял небольшой кустик гибискуса и глядел в мир за стеклом двумя огромными нежно-розовыми цветками.
Он только сегодня утром их открыл и все видел впервые: и дождь, и деревья, и травку, и людей…
Сквозь деревянную раму окна он чувствовал запах дождя и затосковал внезапно.
Вдруг занавеска отодвинулась, и к окну приблизилась женщина. Она ласково улыбнулась и сказала, поднимая над кустиком лейку: «Что, малыш, ты тоже хочешь под дождик? Так я вот набрала для тебя дождевых капель. Пей, да расти большой!»
И свежие капельки, только что прилетевшие с небес, нежно умыли и напоили маленького флорианина.

                                                                     *

Сердцеедка. Фотя Витрыло

(сказка для взрослых и детей)

В одной глухой деревне, в худом домишке с покосившимся ветхим забором, жила бедная вдова с сыном. Когда мальчику исполнилось семнадцать лет, мать сказала ему: «Сынок, у меня есть немного накопленных деньжат. Я дам тебе их на дорогу, и ты поедешь искать свое счастье. Видишь, как живут люди в деревне, как тяжело работают всю жизнь. Без водки, пожалуй, не могли бы выдержать и дня. А ты у меня красивый, умный. Тебе суждена счастливая судьба. Я в этом уверена.»

Юноша послушал-послушал, и хоть был он скромным и тихим всегда, но слова матери всколыхнули в глубине его чистой души смутные мечты и желания, которые иногда сбывались в его сновидениях и волновали его молодые чувства.

Мать обняла его, вытирая слезу кончиком ситцевого платочка, и сказала на прощанье: «Запомни крепко, сынок: никогда не объясняйся в любви первым, иначе пропадешь.»

Парень удивился такому совету, но только молча улыбнулся и кивнул согласно.

Вот взял он деньги, сложил нехитрый свой рюкзак, и отправился на вокзал. Дорогу себе наметил по шаблону: в столицу, как все искатели.

Шел он деревенскими улочками, а подсолнухи из-за забора провожали его тоскливыми взглядами. Если бы могли оторваться от земли, тоже побежали бы счастья искать.

Собачонки знакомые увязывались за его ногами, а старушки, прикрыв рукой от солнца сморщенные личики, пытались узнать прохожего по походке. Ведь по походке можно многое понять: идет человек в сельскую лавку за пивом или к куме на именины направляется? А если человек идет на вокзал, это слышно за три версты.

Долго ли коротко юноша свой путь держал, но вскоре оказался в огромном городе, где никогда раньше не был. Только по телевизору все это видел и знал. Хоть и был он не робкого десятка, как его отец покойный, но несколько раз было растерялся, и даже подумал, что заблудился. А блудить ему нужно было по адресу дядюшки своего. Мать надеялась, что тот по-родственному поможет племяннику устроиться в столице.

В одном месте, увидев ларек с мороженым и сладостями, он почувствовал и голод и жажду, и желание чего-то холодненького… У ларька стояла небольшая очередь: несколько ребятишек и молодых парней, по всему видно, студентов.

Фома соблазнился мороженым и тоже встал в очередь, решив купить эскимо «Каштан».

За прилавком оказалась девушка лет пятнадцати. Она подала Фоме мороженое и так трогательно взмахнула ресницами, что он застыл на месте, не имея сил отвести от неё взгляда.

Напирающие сзади грубо оттолкнули его. Фома отошел совсем недалеко и продолжал созерцать прекрасную продавщицу мороженого. Никогда в жизни не видел он таких красавиц, даже в телевизоре.

Но время дня близилось к вечеру, нужно было торопиться искать ночлег. Неизвестно ещё, как примут его родственники?

Но, слава богу, вскоре он нашел квартиру дяди, и ещё радостней было то, что приняли его ласково, выделили комнату отдельную и сказали: «Живи, сколько нужно тебе.»

Юноша поужинал сытно, пообщался с родственниками, рассказал дяде, как мать себя чувствует, как в деревне худо-бедно живется, а потом отправился спать в удобную постель.

Только вот сон все не шел к нему. Перед внутренним взором картинки пестрели непрерывно, и на каждой картинке – юная продавщица мороженого глазами хлопала. Как зыркнет – а у него мурашки по коже и жар в теле начинается, и томление страстное. Измучился такой бессонницей, уснув всего лишь под утро.

Вскоре парень нашел работу, хорошо устроился, зарплата – как в сказке. Даже дядюшка радостно изумлялся, какой везучий у него племянник оказался.

Но была у племянника одна проблема, о которой никто не догадывался. Каждый день неотвратимая сила тянула его к ларьку с мороженым, где он объедался эскимо, лишь бы лишний раз поймать взгляд красавицы. Девчушка тоже заметила его рвение и словно бы подбадривала своими «стрелялками».

Каждый вечер наматывая круги вокруг ларька, парень заметил, что он не единственный воздыхатель сей юной богини. И ревность начала его ещё больше истязать.

В конце-концов решил он объясниться с девушкой или хотя бы попытаться пригласить куда-нибудь погулять-посидеть.

Скоро в мыслях всё делается, да нескоро наяву. Всегда перед хорошим человеком разные препятствия возникают. И хоть жизнь в том и заключается, чтобы их преодолевать, как кому дано по способностям, но от сознания этого не легче людям.

Обмозговывая свою любовную ситуацию, зашел Фома в кафешку мимоходом. И был поражен неожиданностью увиденного. У окошка сидела за столиком его пассия, а напротив – незнакомый бритоголовый парень.

Хоть мать и учила Фому, что подслушивать некрасиво, но он не мог с собой совладать. Сел тихонько за соседний столик и уши навострил.

И слышит он, как парнишка, волнуясь, в любви объясняется. И как только произнес он эти заветные три слова, девчонка ему говорит: «Что ты сказал? Громче! Я не слышу.» Он громче произнес. Она опять сказала, что не слышит. Тут парень как завопит на всё заведение: «Я тебя люблю!»

Девушка неожиданно вскочила и, как ошпаренная, вылетела в дверь. Смотрит Фома в окно, а она бежит вдоль дороги, только подошвы туфель мелькают. Странно всё это было очень…

А потом бритоголовый медленно встал из-за столика и вышел. Фома, как зачарованный, за ним следом поплелся. Тот шел-шел, как во сне. Да оно и понятно, после такого облома.

Так и бродили они по городу, один не в себе от обиды и растерянности, а другой сам не понимая, зачем его бес водит. А может и не бес. Тут приключение случилось, и если поразмыслить, то получается, что кто-то хотел, чтобы Фома присутствовал при нем. Парень шел-шел, а потом упал и умер на ровном тротуаре.

Фома смотрел, как доктор из неотложки констатировал смерть, и почему-то вспомнил материнское напутствие никогда не объясняться в любви первым.

«Что-то здесь нечисто, нутром чувствую,» - думал Фома. И решил он разобраться во всем. Ради этой цели решил следить за девчонкой, потому что с парня уже взятки гладки.

Сначала купил он крошечную подслушку-подглядку, потом пригласил девчонку на свидание, на свидании в любви не объяснялся, но ухитрился прилепить «жучка» на медальончик, который всегда украшал её нежную шейку.

Девушка поначалу была весела и игрива, но когда парень провел её к дому и стал прощаться, взгляд её погас, и уголки губ скорбно опустились, как у старушки.

«Странно, - подумал Фома, - живет в таком богатом квартале, а работает продавщицей мороженого. Ну да ладно. Посмотрим, что нам жучок поведает».

Включил он приемник и начал ждать. Вскоре послышался щелчок дверного замка и разговор начался.

- Мамочка, я вернулась. Как ты себя чувствуешь?

- Ох… совсем сил нет, умираю я. Дочка, скорей готовь мне сердце.

- Мама… не сердись, но этот парень не сказал мне слов любви.

- Что??? Как это? Ты чем занималась целый вечер? Ты хочешь моей смерти? Ты же знаешь, что мне нужно съесть сердце каждую неделю, иначе я одряхлею и умру. Ты неблагодарная сволочь! Грязная шлюха!

Послышался голос девушки, сквозь слезы лепечущий оправдания.

«Вот это кино, - потрясенно подумал Фома. – Матушка красотки – людоедка? Таки правда, что существуют вампиры-людоеды?»

У парня аж под ложечкой засосало от страха. Как быть? Кому сообщить? В милицию? А что если… и там вампиры или их слуги? И вообще, не запрут ли меня в дурдом, если я скажу, что мать любимой девушки – поедает сердца молодых парней, которых заманивает её дочь-красавица.

Дааа… было теперь о чем подумать.

«А ведь у меня есть запись разговора! Ну и что? Мне пришьют незаконное вторжение в чужую личную жизнь!»

После долгих мучительных сомнений и размышлений Фома решил продолжать слежку и действовать по обстоятельствам.

А дальше слежка показала, что девушка живет совсем не там, где мама. Дочь жила в бедном квартале, в крошечной квартирке со старой мебелью, перебиваясь своей жалкой зарплатой продавщицы мороженого. И кстати, у неё было имя. Совсем даже симпатичное – Алиса.

Однажды Фома опять выследил, как очередной поклонник Алисы объяснился ей в любви. Опять повторилась история, как в первый раз. Девчонка стремглав бросилась куда-то бежать. Он думал, что она побежала к матери, но видео показало бедную квартирку девушки.

Она забежала в кухню, как сумасшедшая хватала посуду, муку, сахар, масло, какие-то специи и… начала месить сдобное тесто. Во время работы что-то шептала неразборчиво и выглядела очень взволнованной.

Фома потрясенно следил за движениями её ловких рук. Вскоре на разделочной доске красовалось удивительное пирожное в форме СЕРДЦА! Украшенное орехами, черносливом и глазурью, оно полезло в духовку.

Алиса облегченно вздохнула, шлепнулась на стул, и выглядела совершенно обессиленной и бледной. На экран видеорегистратора упала капля то ли пота, то ли слеза, и на некоторое время изображение исчезло.

«Ну и дела, - подумал парень. – Получается, что матушка жрет пирожные? Тогда к чему были разборки о неудавшемся объяснении в любви? Что-то здесь не то… какая-то магия. Может быть, она каким-то волшебным образом впихивает в тесто энергетическую составляющую любовного чувства парня? Мать пожирает пирожное, а эта сила переходит к ней! Точно! Ничего себе – ведь первый парень умер… так-так, нужно узнать, не случилось ли чего с сегодняшним влюбленным?..»

Алиса между тем вынула из духовки готовое СЕРДЦЕ!

«Наверное, вкусно пахнет!» - подумал парнишка, наблюдая, как она нюхает его, а её глазки начинают блестеть и сиять. Завернула пирожное в толстую кондитерскую бумагу, положила в сумку и щелкнула дверным замком.

«Ну вот, теперь мать накормит», - с иронией хмыкнул Фома.

Действительно, мать обрадовалась, начала извиняться за грубость в прошлый раз, называть Алису «любимой доченькой и ангелом». Выглядела она лет на шестьдесят, и очень слабой. Еле поднялась с дивана.

Дрожащими руками ухватила сверток и нервно начала разворачивать.

«Какой аромат!» – прошептала она, вгрызаясь в острый край СЕРДЦА.

Фома потрясенно наблюдал за процессом трансформации этого удивительного существа. Прямо на глазах старуха превращалась в молодую свежую очаровательную женщину. Когда она съела последние крошки с ладони и довольно улыбнулась, на вид ей было лет двадцать пять, не более.

«Подойди ко мне, моя малышка, - обратилась она, наконец, к девушке, скромно стоявшей перед ней, как прислуга. – Ты - умничка сегодня. Я кое-что тебе подарю.»

Женщина подошла к стене, отодвинула невидимую дверцу, вытянула из шкафа желтое платьице в незабудках и сказала: «Теперь одевай это. Ты будешь в нем неотразима. И кто же в тебя не влюбится?»

Бросила Алисе на плечо легкую ткань, а сама тут же забыла о ней.

Вдруг завертелась на одной ноге, как юла, а вокруг неё словно снежный вихрь образовался. И всё это явление стремительно рвануло сквозь открытое окно пятого этажа прямиком в направлении полной сияющей луны.

Фома буквально остолбенел. А девушка тихонько вышла из квартиры богатой матери-ведьмы и поплелась к себе домой.

В этот момент парень понял, что девушка Алиса – это просто бедное одинокое загипнотизированное существо, не знающее ни радости, ни счастья, приговоренное исполнять роль зомби-куклы.

«Нет, - сказал он себе решительно, - я это так не оставлю. Если мне дано было узнать, значит, я должен найти выход и, по меньшей мере, хоть освободить девчонку. Ничего, справимся.»

Так подбадривая себя, общаясь со знакомыми и незнакомыми, он получил всю нужную информацию за каких-то пару часов. Как и следовало ожидать, тот парень тоже вчера умер неожиданно и скоропостижно.

«Ну, теперь держитесь!»

Фома сделал кроткое и робкое лицо, догнал Алису по дороге домой и начал лепетать о том, что «нужно поговорить» о чем-то очень важном, решительно касающемся вопроса жизни и смерти. Девушка сначала недоверчиво отмахивалась, но потом сверкнула любопытными глазищами и пригласила парня в гости. А ему только этого и надо было.

Ухватил он её за горло и начал обзывать убийцей, потаскухой, дрянью, сказал, что в суд идти не будет, а вместе с друзьями подвергнет её ужасным пыткам и справедливо отомстит за невинных парней.

«Страшная смерть ждет тебя, и нет тебе спасения!»

Алиса плакала и дрожала от страха.

«Ладно, обойдемся без пыток, если ты сделаешь одну вещь!»

«Какую? Я сделаю всё!»

«Сию же минуту начинай месить тесто и делать пирожное СЕРДЦЕ для своей мамочки-людоедки. Ты отнесешь ей и скажешь, что кто-то тебе опять объяснился. Ты поняла, о чем я?»

«Да, конечно, я всё сделаю. Не мама она мне, а мачеха… сирота я.»

«И не надо меня жалобить, - заорал Фома. – Сиротка она несчастная, видите ли! Меси тесто, мерзость поганая!»

Всё время, пока девушка делала пирожное, парень поносил её самыми последними словами с ненавистью и презрением.

«Алиса, неси мамочке пирожное с улыбкой, как всегда. Иначе, тебе конец – разорвем в клочья!»

«Да ладно, - вдруг сказала бледная Алиса, - хватит уже орать. Я тоже не прочь от неё отделаться. Если это поможет, то я буду рада больше тебя.»

«Хмм… неужели? – недоверчиво скривился парень. – Ну, тогда вперед!»

Он включил свое видеонаблюдение и стал ждать.

Ага, вот приближается самый интересный момент. Алиса врывается в квартиру мамочки и радостно подает ей сверток. Всё выглядит достаточно правдиво. Мамочка, похожая на прекрасную Монику Белуччи, благосклонно принимает подарок. Сегодня без спешки. И даже приглашает девушку попить с ней чай. Но пирожное СЕРДЦЕ, слава богу, не предлагает. Начинает есть сама. Расспрашивает, каким был парень, объяснившийся ей сегодня, какие у него были глаза, плечи, рост…

Алиса ей рассказывает что-то, пытаясь не выдать волнение. Ведь на её глазах начинает происходить ещё более невероятное, чем раньше. Моника Белуччи медленно превращается в сморщенную египетскую мумию.

Самое страшное, что сама она ничего не замечает, ест пирожное, смеется, томно потягивается.

Алиса с опаской подумала, что не дай бог ей повернуться к зеркалу. И начала усиленно развлекать её рассказом о достоинствах красивого влюбленного поклонника. Моника засмеялась и вдруг… фигура её исказилась, как изображение в неисправном телевизоре. Она растерянно попыталась подняться с кресла, но снежный вихрь опять закрутил её, как травинку, и унес в открытое окно.

Алиса не могла поверить, что всё окончилось так быстро, что мучительница больше не вернется. Вот что значит отрицательный заряд энергии любви и страсти.

Она вышла на улицу и медленно пошла домой. Ей казалось, что сила гравитации стала слабее и она сейчас оторвется от земли и полетит. Полетит куда захочет, и никто ей больше не указ.

Навстречу ей шел Фома и улыбался.

- Чего лыбишься, как придурок? Думаешь, я теперь тебя буду слушаться? Фиг вам всем.

- Больно надо мне твое послушание. Да ты даже не красивая.

- А ты – урод.

- Ну и ладно. Все равно не дождешься моих объяснений в любви.

- Не дай бог! – в ужасе воскликнула Алиса. – Давай просто зайдем и съедим по пирожному?

- Это можно, - добродушно ответил Фома, и обнял девушку за плечи.

*

Гусеница. Фотя Витрыло (притчи)

Толстая зелёная Гусеница была занята бесконечным поеданием листьев. Только жрать, больше ничего ей не хотелось и ничего более не интересовало. Она медленно двигалась по веточкам, жевала и слышала только хруст. Только когда на веточке кончалась жратва, у неё появлялись беспокойные мысли, она оглядывалась и нюхала воздух. Учуяв вожделенный запах, устремлялась в ту сторону, находила еду и опять начинала безостановочно есть.

Как-то случайно она увидела... бабочку, присевшую на цветочек. От удивления Гусеница даже перестала есть. Впервые в жизни она обратила внимание на что-то, что не является едой. А когда бабочка взмахнула крылышками и улетела, у Гусеницы возникли странные непривычные чувства.

И часто теперь она вспоминала про то, как Цветок взмахнул лепестками и улетел. Мысли и заботы о еде начали прерываться воспоминаниями о бабочке.

“Вот бы ещё раз увидеть это чудо!” - мечтала Гусеница. И мечта сбылась. Она вновь встретила бабочку. Та сидела внизу на соцветии флокс и медленно раскрывала и закрывала яркие крылья. Гусеница заволновалась, заторопилась поближе рассмотреть и стала опускаться по ниточке на клумбу.

“Эй, - воскликнула она, - Цветок! Кто ты? Я никогда не видела летающих цветов! Как ты это делаешь?”

- Я не цветок, - весело засмеялась бабочка. - Я — Бабочка! Мотылёк!

- Никогда не видела раньше Мотылька... наверное, здорово, когда умеешь летать? А я только ползаю да ем.., - и Гусеница вдруг ощутила непомерную грусть. Она вдруг поняла, насколько убого её существование.

- Ну что ты, - с сочувствием ответила Бабочка, - не грусти, ты тоже скоро полетишь!

- Да у меня даже крыльев нет!

- И у меня раньше не было!

- Как это?

- А так. Я тоже была гусеницей. А потом перестала есть, уединилась, отгородилась от мира стеной своего кокона... и вскоре — в тишине и темноте я начала меняться.

- И у тебя вырасли крылья?

- Да.

- Со мной такого не случится...

- Случится. Ты вон уже целых пять минут ничего не ешь!

- Да. Надоело всё... ешь, ешь, ползёшь, ползёшь, ищешь ещё поесть... для чего это? Глупо и бессмысленно. И очень печально.

И Гусеничка начала заворачиваться в кокон. “Не хочу я больше так жить... не могу поверить, что это всё, к чему я способна... нет-нет! Вот если бы я могла летать, как Бабочка, тогда другое дело! В этом было бы больше смысла и радости!”

Она завернула себя в прочный кокон, который не пропускал ни звуков, ни света, ни влаги, и ... вы думаете, что она уснула? Нет! Когда ничего не осталось, даже внешнего мира, тогда ей постепенно открылся мир внутренний. Он оказался потрясающе прекрасным и удивительным, исполненным невообразимых возможностей и силы!

Через несколько месяцев кокон треснул. В трещину просочился свет. Маленькие лапки раздвинули края и изнутри появилось совсем иное существо, даже отдалённо не похожее на гусеницу. Это была яркая красивая Бабочка. Она сначала разгладила, развернула свои крылышки, а потом так легко взлетела в воздух, будто сто лет этим занималась.

Она летала с цветка на цветок, наслаждаясь своей легкостью, невесомостью, яркими красками и ароматами сада, и думала:

“Неужели то была я? Я, которая объедала все листья на дереве? Маленькая гусеничка-обжора? Невозможно поверить, что я была такой!”

Ой! В эту секунду какая-то тень нависла над беспечной бабочкой, мгновенно щелкнул клюв, и... красавицы не стало.

Так вот, о чем это я? Аааа, две новости для вас: одна плохая, другая — хорошая.

Первая, плохая: как бы удачно и успешно всё не сложилось у вас, всегда есть опасность быть съеденным более крупным существом.

Ну, и вторая, хорошая: потеряв материальную оболочку, вы можете стать Невидимым Существом Чистого Сознания.

Или как хотите это назовите. Все названия — ваше творчество!

*

Маша. Фотя Витрыло

Я с детства ненавидел имя Маша. У меня была соседка Машка, уродина и сволочь. Она перелезала через забор и ломала мои домики, стоило только мне отойти от песочницы. Она топтала ногами мои игрушки и воровала самые лучшие из них. Жаловаться на неё было бесполезно, потому что наказания её не страшили, а делали ещё более злой и изобретательной в коварстве. Когда в очередной раз она сломала мою лучшую машинку, подарок отца, я заплакал. Она же хохотала и кривлялась, корчила рожи и пританцовывала. 

Это был не ребёнок, не девочка, это было чудовище, демон.

Она испоганила моё детство. Лучшие воспоминания всегда были испорчены её появлением в кадре.

Но шли годы. Я уехал из дома, стал студентом. Жизнь стала веселей.

Однажды я влюбился. Влюбился на улице в прекрасную незнакомку. Я стал встречать её всегда на одной остановке. Дальше я проследил за ней, узнал где она учится, где живёт... Иногда я сидел позади неё в трамвае и слушал её голос, её смех, когда она болтала с подружкой. Потом я набрался смелости и заговорил с ней. Она смеялась, шутила, кокетничала, а я был счастлив. Она спросила:

- Как тебя зовут?

- Руслан...

- О господи, - воскликнула она, всплеснув своими тонкими ладошками, - это же моё любимое имя! Правда!

И она вновь весело рассмеялась. Глаза у неё были зелёные и добрые-добрые.

- А твоё имя? - спросил я в ответ.

В эту секунду неожиданный порыв ветра поднял какие-то лоскутки бумаги, закрутил, и один из них упал между нами на землю.

- Маша, - произнесла она.

Я замер. Что-то во мне то умирало, то рождалось в какие-то доли секунды. Я смотрел вниз на лоскуток бумаги и не мог поднять глаз.

- Меня зовут Мария, - опять повторила она каким-то неуверенным голосом, будто почувствовав, что случилось нечто необъяснимо-трагично-загадочное.

Я не знал, как мне быть. Если бы я посмотрел сейчас ей в глаза, она бы увидела разочарование, холод, боль... и на этом бы всё закончилось.

Но в эту минуту подошел её трамвай и она бросилась к нему, крикнув “пока!”

Клочок бумаги перевернулся и я увидел рисунок и обрывки текста. На рисунке было сердце, пронзённое стрелой. В тот миг это совсем меня не впечатлило, даже странно, почему так сильно запомнилось.

Несколько дней я избегал встречи. Я размышлял. О том, какой я идиот. Из-за детской психологической травмы лишаю себя общения с хорошим человеком. Ведь миллионы людей носят одно и то же имя, а все они — разные, что внешне, что внутренне.

Через несколько дней я опять ждал девушку на старом месте. Её не было. Ни в тот день, ни на следующий. Мне подумалось, что она, заметив моё отсутствие, обиделась и стала ездить другим маршрутом. Чувство утраты зажгло в моем сердце прежнюю любовь, даже более сильную и неистовую.

Я начал её искать. У дома, возле универа... она словно в воду канула. Будто приснилась.

Только когда я уже потерял последнюю надежду, через пару месяцев, неожиданно увидел её в парке с собакой.

- Маша! - воскликнул я, бросаясь вдогонку.

Теперь это имя не коробило меня, и я легко и просто его произносил. И чем чаще я его повторял, тем приятнее и красивее оно звучало для меня.

Лицо девушки осветилось радостным удивлением. Хотя в глубине её глаз будто волна печальная схлынула, но секунда, всего лишь секунда.

Мы полюбили друг друга. Мы собирались пожениться. Всё было так замечательно, что мне даже не верилось иногда в реальность происходящего.

То, что случилось дальше... я не могу даже говорить об этом. Сейчас, по прошествии многих лет, мне кажется, что без Злой Силы не обошлось.

Мы ссорились. Пытались помириться, но опять необъяснимая преграда вставала между нами. Каждый считал себя оскорблённым и униженным. Она плакала в телефон. И я плакал. Мы всю ночь плакали, разговаривали, объяснялись в любви, прощали друг друга. А потом опять происходило невероятное — какие-то совпадения, подозрения, ревность, другие люди каким-то боком влезали в нашу жизнь и всё нам портили.

Мы расстались очень болезненно и трагично.

Я с детства ненавидел имя Маша. А что, если это был знак? Может быть, мне нужно было избегать носительниц этого имени? Одна Маша испортила моё детство, а другая — всю мою жизнь.

Конечно, я любил других женщин потом. Но всё проходит. Только Маша не прошла. Она опять лезет в мои воспоминания, задаёт вопросы, смеётся, обвиняет, ломает мои представления о самом себе. Терзает меня и мучает. Она испортила мою старость. И я не знаю уже: люблю я это имя или ненавижу, как в детстве...

Одно я понял: даже клочок бумаги не может случайно упасть к нашим ногам. Что уж говорить об именах близких людей или врагов.

*

Легенди про Козину гору. Фотя Вітрило

“Улюблені мої створіння — дерева, - сказав він. - Вони мої друзі, мої божества, мої покровителі. Колись читав, як один дивак побрався з деревом. Цілком можливо, що цей хлопець і сам — незвичайна істота. Ймовірно, міг спілкуватись на недосяжному для звичайних людей рівні. Феномен, одним словом. Просто я не схильний обзивати людей придурками тільки через те, що не розумію їхніх вчинків.

В мене теж є дерево в лісі. Дуб, якому років двісті, або й більше. Стовбур у нього товстезний, догори роздвоюється і простягає свої віти вшир, між сусідами молодшими шелестить листям. А сусіди стрункі ще, все вгору пнуться, до світла. А йому, старому, вже й так всього достатньо... Зі мною ділиться своєю енергією. Я притиснусь спиною до стовбура, постою трохи, а потім таке полегшення відчуваю, щоб далі жити.”

*

Розповідь Івана

Багато хто в містечку ще пам’ятає мою покійну бабцю Василину, яка вміла викачувати діткам переляк яйцем. Люди ходили до неї, дітей приводили, несли гостинці, гроші. Але що вона там конкретно кому допомагала, я толком і не знав, бо був ще малий, і мене це не те що не цікавило, а навіть не подобалось. У всіх бабусі, як бабусі, а моя — відьма (так дехто її називав, а я страшенно соромився цього в школі).

Я жив з батьками на сусідній вулиці від Василини. Малим часто в неї крутився, ласий на гроші та гостинці. Тепер згадую і соромно мені, що я в дитинстві був таким покидьком меркантильним. А тепер покійна бабуся приснилася мені, і я плакав гірко і примовляв: “Чого ж ти пішла так несподівано? Я ж навіть не встиг з тобою наговоритися...” І прокинувшись, боліло мені серце від туги, що ніколи я її вже не побачу, ніколи не почую її голосу, не втамую свою спрагу — дізнатись таємниці тієї незбагненної, невидимої реальності, з якою вона була “на ти”.

Був у Василини один син. У сина двоє дітей, її внуків: я і Лариса. Я був звичайним “одірвитавикинь”, а Лариса, сестра моя, була велика, товста, і зовсім не вміла ні розмовляти, ні працювати, навіть себе обходити не могла. Каліка, одним словом. Вона весь час сиділа в кутку навпроти телевізора і вела себе тихо, якщо він був увімкнений.

Коли мені виповнилось 16 років, бабуся висловила бажання серйозно зі мною поговорити. Я не знав, про що вона має мені повідомити, але мусив слухатись, бо був добряче залежний від неї у фінансовому плані.

А сказала вона, що має передати свої знання таємні учневі, родичеві, бажано. Сказала, що син її для цього не годиться, онука Лариса, тим паче, залишаюсь тільки я, не найкращий варіант, але іншого немає. Повідомила, що треба спершу пройти випробування. Якщо я його здам, “цей іспит”, значить, далі все буде легко.

Влітку це було, в червні, здається. “Підеш, - сказала, - зі мною в ліс звечора. До Козиної гори нам треба. Заночуємо там.”

- Нічого собі, - відповів я налякано. - Я боюся тої гори, там, тіпа відьми збираються.

- Ха-ха-ха, - засміялась Василина, - нема там кому збиратись. В цій місцевості і відьмів немає справжніх. Але... буде дещо цікавіше. Обіцяю.

Більше ніяких пояснень я від неї не добився.

*

Таки мені зовсім не хотілося в лісі ночувати. Мабуть, слабкий в мене дух пригод...

Василина, незважаючи на свої поважні роки, в лісі робилася швидкою і жвавою, як дівчина. Бігла собі поперед мене якоюсь ледь помітною стежиною, між кропив’яним духом.

Козина Гора зовсім на гору й не схожа. Гора вона тільки з одного боку. А з іншого дуже пологий схил у лісі, так що й не помітиш, що ти на гору заліз. Заросла вона лісом дуже густо, але на вершині — лиса. Ну як і годиться для чарівних справ. А ще там до вершини повзе ледь помітна грунтова дорога. Не стежина, а дорога. Цікаво, хто її проклав? Навіщо? Якщо навіть зрідка туди їздити, все одно: для чого?

Ми з бабусею знайшли собі зручне місце для “пікніка” в неглибокому ярочку, якраз біля того дуба, патріарха тутешнього. Вночі ми перебралися звідти поближче до “лисини” - галявини.

Ви помічали, що вдень пташок у лісі наче й не чутно, а ближче до ночі ця філармонія починає свої концерти. Вони щебечуть всі начебто одночасно, але кожного можна відрізнити. І так приємно вслухатися в їхні переспіви, така благодать сходить в душу, легкість і свіжість буття.

Спочатку мені хотілося їсти, але Василина сказала, що не можна набивати шлунок, ситість приспить і позбавить ясності. Отож, я терпів голод, який незабаром стих.

*

Коли вже геть стемніло, Василина штовхнула мене і тихо шепнула на вухо: “Досить спати. Вже скоро північ. Невдовзі почнеться, треба бути напоготові.”

- О боже! - запанікував я. - Що ж воно таке буде, ти хоч би трохи розповіла!

- Я й сама не знаю... воно завжди все по-іншому. Нічого не можна передбачити. Але спати не можна, бо ти прийшов на екзамен. Зрозуміло? Мені потрібен гарний учень, а не сплюх і ледащо.

Вона ледь помітно всміхнулася і наступної миті насторожилась, прислухаючись. “Нічого-нічого, почулося,”- заспокоїла.

Поступово стихли пташині голоси. Тільки скрипіло старе дерево, навіваючи моторошні згадки-картинки із страшних казок про лісових розбійників-канібалів, вовків-перевертнів, кікімор та інших лісових чудовиськ.

Врешті-решт, замовкло й дерево. Спочатку я відчув ніби електричні розряди, що шугали навколо в повітрі, і ковзали по шкірі моїх відкритих рук та обличчя. Не можу сказати, що це було неприємно. Але штормило страхом невідомості. Потім дуже різко і несподівано пролунав свист. Мене ледь не вивернуло. Я не знаю, як його описати... може, так свистів хіба що Соловей-розбійник? Зашурхотіли крилами кажани. Вони були величезні, я бачив їх, незважаючи на темряву. Бабуся міцно стисла мою руку і прошепотіла в саме вухо: “Не бійся нічого. Я сильніша”.

А тим часом навколо творилася катавасія. Якісь чудні істоти вибігали з кущів на відкрите місце, реготали як гієни, ухкали сичі та плакали сови. Вітер, наче жива істота, стогнав і скімлив, шарудів у траві та в гіллі, ніби шукав там нору, щоб заховатися від потойбіччя, яке випустило на нього своїх монстрів.

Якби не бабусина рука, що тримала мою, я б втратив свідомість від страху. Я відчував її силу і захист всією своєю фізичною істотою.

На щастя, все швидко скінчилося: десь пропали всі персонажі, моторошний гвалт змінився тишею. Закралась думка про сон чи галюцинації. Але ж Василина була поряд і знову шепотіла мені на вухо: не розслабляйся, це ще були квіточки, а зараз будуть ягідки.

- О господи, знову?

- Сиди тихенько...

Наступної миті якась тінь промайнула, ніби з дерева хтось злетів донизу. Птах? Ні, занадто велике для птаха. Занадто тихо, не чутно шелесту крил. І знову — з іншого дерева, іще... За мить їх було безліч, тілько миготіло перед очима. А потім сміх, чарівний, як плескіт хвиль у спекотний день. З темних хащів навпроти почувся сильний хряскіт товстого гілля, і так, неначе повзло щось величезне, як слон. В мене в роті слина пропала, а Василина знову стисла мою долоню і прошепотіла: “Не бійся, я сильніша!”

А тим часом місяць яскраво освітив галявину і стало видно, як удень.

“Це духи дерев, вони дуже хитрі і розумні. Можуть виглядати як люди, чи як тварини, а фактично — вони як тіні. Кого завгодно можуть одурманити, заманити в непролазні хащі, і водитимуть по лісі, доки не виснажиться і не помре людина. А іноді можуть навпаки допомогти. Їх не вгадаєш... Вони нас не бачать зараз, не бійся. Тссс... дивись!”

Величезний, наче кінь, світло-сірий вовк, виник із хащі. Майже білим здавався. Сів, підняв морду, нюхаючи повітря, а потім страшно завив. В мене аж волосся по всьому тілу дибом стало. На його голос миттю пригнались ще кілька вовкулаків, заклацали зубами, закружляли по галявині, і ... наступної миті зникли в гущавині.

Хххххууу... аж полегшало.

Я хотів запитати бабцю, коли вона вже мене додому відпустить, та не встиг. Знову почули ми якісь незрозумілі звуки. Здалося, що вони линули від дороги... так-так, начебто десь далеко їхав віз дерев’яний і форкали коні.

“Ну все, - сказала Василина стривожено, - а тепер, синку, тримайся, бо це дуже серйозно.”

*

Щось невпинно, повільно і невідворотно наближалося. Все ближче скрипів віз. І ось він уже виник перед нашим зором... звичайний селянський старовинний віз, я ще пам’ятаю такі бачив в дитинстві, якого досить легко тягнули дві темні конячини. Поряд з возом, вірніше, поряд з конем, ішов чоловік, тримаючись за вуздечку. А на возі, на високому сідалі, сиділа дівчина в білій сорочці, з перекинутою через плече заплетеною косою.

Місяць, наче на замовлення, світив все яскравіше, і я міг роздивитись навіть вишивку на сорочках та зелену стрічку в русій косі гарної дівчини. Чоловік зблизька виявився молодим парубком, підстриженим “під макітру”, теж одягненим в білу сорочку, підперезану поясом з якоїсь блискучої зеленої тканини.

Посеред галявини віз зупинився. Коні стояли спокійно, а хлопець вправно скочив на воза і сів поряд з подругою. Вони глянули одно на другого, усміхнулися і несподівано дівчина заспівала... Голос її, з першої ж ноти, пронизав все моє нутро солодким дурманом. І я відчув, що прийму смерть цієї миті, неначе дар найдорожчий, найбажаніший.

Але непомітно чоловічий голос вплівся в цю пісню, і ось вони вже співали дуетом. Я відрізняв кожне слово цієї пісні, воно карбувалося в моїй пам’яті навіки. Ніколи раніше не чув я нічого подібного. Здавалося, що одно слово грало тисячами значень і відтінків, і то була не просто пісня, а сага про всіх і про все... про предків людських, про щастя і горе, про шум лісів прадавніх, і про моє народження співалось, і про моє майбутнє... І в ту мить, коли істина всього буття замайоріла в моїй свідомості, коли, здалося, що зараз я все осягну і зрозумію, блискавка вдарила під ноги коням, і гуркіт грому прокотився по лісі, відбиваючись від кожного дерева.

*

Минуло багато років. Я досі не можу згадати, як я тоді опинився вдома. Бабуся сказала, що я був на грані, мов, ще трохи, і мене б затягнуло тією піснею в “незвідані далі”. Вона ледве встигла мене врятувати. Та чи встигла... бо досі я марю тією піснею, шукаю її повсюди, але даремні мої намагання. Виявляється, немає таких слів у нашій мові. А мелодію я намагаюсь передати своєю скрипкою, але немає таких нот ...

Коли до мене приводять діток з переляком, я кладу долоню на дитячу маківку, подумки промовляю дивні слова тієї пісні, і дитина заспокоюється, одужує від нервового потрясіння. Оце і все, що я можу робити. Далеко мені до Василини.

Остатки веры

“Как избавиться от этой противной тошноты”, - спрашивала она кого-то внутри себя. Кого-то всезнающего, у кого были ответы на всё. Неизвестно, где было ОНО, но если доставать его постоянно одним и тем же вопросом, оно отвечало. Чаще всего, во сне. Прямым текстом иногда, в другой раз картинкой с кодом, кадром, будто из кино.

Предпоследний раз ОНО дало совет, как вылечить котят.

А теперь ей нужно было избавиться от тошноты. Ах, эта странная тошнота... В детстве она очень любила книги. А когда забеременнела первым ребёнком, её стало тошнить от вида и запаха книг.

Потом всё прошло.

Лет семь назад опять начало периодически тошнить. Она начала наблюдать, пыталась понять, с чем это связано.

Самая ужасная тошнота была однажды утром, до рвоты. А вечером в новостях передали о гибели более ста человек.

А потом она заметила: как только рядом — ложь, сразу начинается тошнота.

А теперь тошнит каждое утро. Она засыпала с вопросом в голове: “Почему меня тошнит? Что делать? В чем проблема?”

Наконец-то пришёл ответ во сне прямым текстом, телепатически: “...остатки веры...”

Она задумалась. То есть, она всё ещё продолжает верить в какую-то ложь. Пытается за что-то зацепиться, продолжать верить, что есть что-то ценное в этом мире, что-то, ради чего стоит жить и радоваться. И её тошнота говорит ей, что остатки её веры — это ложь. И это очень важно понять, иначе зачем организм подаёт знак?

Отринь остатки веры, они мешают какому-то очень важному процессу внутри тебя... вот что ОНО говорит.

Но как это сделать? Оказывается, очень сложно... Нужно опять спросить. ОНО знает.