Фотя Витрыло. Заядлые путешественники, Эйфелева башня и таинственный балкон

Париж — это праздник, который всегда без меня.

А. Давидович

- А куда бы ты хотела поехать? - спросил меня Федор.

Я почувствовала подвох в вопросе. Да ещё эта хитрая ухмылка. Но зная, что сюрприз может оказаться, в худшем случае, какой-нибудь неожиданной шуткой, решила войти в роль этакой наивной простушки.

- Нуууу... я бы поехала в Париж!..

И прищурилась мечтательно.

- И что тебе в том Париже?

- Как это что? Там есть Триумфальная Арка и Эйфелева Башня. Там, говорят, лучшие в мире — конфеты и булочки, и кофе особенный... И музеи, и Собор Парижской Богоматери, и... и “жёлтые жилеты”...

- А хочешь поехать туда сегодня вечером?

- Чтооооо???

- Я знаю туда самый короткий путь сквозь лесную чащу. Но дорога там есть, чтобы на велосипедах проехать.

- Ты уверен насчет дороги? Я не хочу продираться сквозь заросли крапивы и трясти на себя всех клещей с веток.

- Уверен. Я уже ездил.

- Когда ты ездил?

- Когда Красную Шапку освобождали от Волка.

- Ладно. Во сколько отчаливаем?

- Часиков в шесть, когда зной спадет немного.

- Договорились.

*

Вы видели как распускается цветок в ускоренном темпе на видео? Здорово, правда? 

А что, если бы над городом установить гигантскую камеру и снимать жизнь на протяжении тысячи лет? А потом посмотреть в ускоренном темпе? Да ещё так, чтобы жизнь каждого человека как на ладони? От рождения до смерти.

Наверное, можно было бы сделать совершенно потрясающие и неожиданные выводы. 

Я очень люблю, не торопясь, катиться на велике и наблюдать дома, людей, собак, кошек, цветы у заборов, деревья вдоль шоссе, поля зелёные или желтые, леса вдалеке или вблизи, облака, вечерние звезды... 

На выезде из города стоит старый двухэтажный дом на берегу пруда. Проезжая мимо, я прикипаю к нему взглядом. Этот домишко какой-то нереальный, словно из мрачных сновидений. В доме много квартир. Есть в нём окна и балконы совсем новые, красивые. А у других квартир фасад и балконы выглядят, словно после бомбёжки, ободранные, жалкие, на окнах не занавески, а тряпки какие-то висят, или вобще темные грязные проёмы. Не нужно заходить внутрь, даже снаружи можно определить, какие достатки у хозяев. 

В этот вечер на одном ободранном балкончике стояла пара - мужчина и женщина. Они были такие странные, словно персонажи из фильма про Апокалипсис. Стояли, задумчиво курили. И почему-то картинка эта мне очень сильно запомнилась.

Потом мы спустились с горки на полевую дорогу, ведущую к лесу. И покатились прямо навстречу приключениям. 

А начались они сразу, как только мы оказались под сенью деревьев. Дорога, конечно, в лесу была, но вся в рытвинах да колдобинах. Везде валялись толстые ветки. Иногда приходилось останавливаться и тянуть велик в руках. Злющие комары сразу начинали нападать, стоило замедлить движение. 

Мне хотелось вернуться назад, и я было заикнулась высказать своё негодование, но Федор обозвал меня слабым ничтожным книжным червем. 

“Ладно, какая теперь разница? Назад тоже далековато возвращаться...”- с досадой подумала я. 

В нескольких местах случились странные аномалии: педали крутить было необычно трудно. Я даже подумала, что обломалась. Но через метров пятьдесят тяжесть отпустила и колеса завертелись легче. 

Я всё ждала и надеялась, что вскоре мы выедем на ровненькую комфортную дорожку. Надежда — это феномен человеческой психики. Бывает, нет для неё никаких оснований, а она маячит и маячит в сознании. 

Я уже начала спрашивать Федора: “Долго ли ещё в этих дебрях мотаться?” Он ответил, что недолго. Но по голосу я поняла, что он не уверен, что означает для меня “долго”. 

Вскоре посветлело. Слева началась вырубка. Огромные, как обеденные столы, пни зияли среди поляны. Срубленные деревья должны были быть просто гигантскими, и срезаны были живьём, тихонечко, в глубине чащи, жадными разбойничьими руками. 

Поляна с пнями закончилась, начался лес из старых и очень высоких деревьев. Они росли свободно, как в парке. Свет не мог пробиться сквозь их густые кроны. Было темно, но дорога стала ровнее и просторней. 

Вдруг раздался страшный душераздирающий вопль. Я чуть не свалилась на землю. Федор бросил велосипед и побежал на крик. Казалось, это совсем рядом. И да, через несколько метров уже был край леса, там начиналось поле, а через поле убегали две собачки, большая и маленькая. Глупые собачонки, видать, поссорились, и кто-то кого-то грызнул за бочок. 

Боже мой... а я так перепугалась страшного чего-то. 

Прошло ещё минут пять и мы выехали из леса. Оказалось, ещё довольно светло. И велосипед теперь катился весело и проворно. 

- А это что за деревня начинается? Когда будет Париж?

- Это он и есть! Смелее!

- А где Башня?

- Башню разобрали на металлолом.

- Вот сволочи, - огорчилась я. - Наверное, наши воры туда добрались?

Первая улочка, встретившая нас громогласной тишиной, зияла пустыми глазницами окон и заросшими диким бурьяном калитками. 

- Смотри какой большой и красивый дом, настоящий дворец! - поразилась я.

Действительно, дом построен был с большим размахом, в два этажа, с арками и террасами, и, наверное, никто так и не успел в нем пожить. Могу поспорить, что хозяева уехали за границу на заработки. Тротуарчик от калитки до крыльца начал рушиться от диких побегов неухоженных растений. 

Мы ехали медленно, озираясь по сторонам, чтобы не пропустить каких-нибудь живописных развалин. Пока что жилища выглядели совершенно необитаемыми, некоторые полностью скрылись в зарослях одичавших садов. 

- Боже мой, неужели здесь больше никто не живёт?

- Смотри, вон кто-то идёт! - тихо сказал Федор.

Навстречу нам двигалась пара. Молодой невзрачный мужчина нес младенца в пелёнках, а рядом шла девушка очень странной наружности. Невысокая, среднего телосложения, одета во что-то очень неброское, но... ЛИЦО! У неё было плоское бледное лицо, словно у женщин со старинных японских гравюр. И такое же невозмутимое, совершенно безразличное выражение его. 

Они шли очень тихо. Следом бесшумно бежала маленькая белесая собачонка. 

Я подумала, что то были призраки. 

Дальше начали встречаться обиташки. В одной хатке с явно дырявой крышей кто-то жил. У крыльца стояли пластиковые ведра, тряпки висели на ветвях куста шиповника, а изнутри, из открытой входной двери сочился электрический свет и доносилась мелодия популярной песенки. 

Раньше я бывала в этой деревне, но только на главной улице, достаточно шумной от проезжающего в обоих направлениях, транспорта. Там, на обочинах стояли стульчики с овощами, фруктами, медом и молоком. Детишки приглядывали за товаром, и продавали, если удача останавливала покупателя у ихнего дома. Но никогда я не видела, как выглядит село на задворках. 

Не знаю, как долго мы двигались вдоль улицы, но казалось, будто время там остановилось. 

В конце-концов, мы решились заговорить со встречным мужчиной. Спросили, как выехать на главную. Он охотно начал объяснять. Ему явно нравилось общаться с незнакомцами. Видать, жизнь среди живописных руин вымирающих улиц была не достаточно насыщенной и лишенной свежих эмоций. 

Вскоре мы выехали на трассу и повернули в сторону своего городка. 

- Хорошо, - сказала я. - Мы успели вернуться до заката.

- Тебе понравилось путешествие?

- Ох, оно было опасным. Но незабываемым. Особенно комары в лесу и женщина с древней японской картины... жаль, что я не посмела её сфотографировать.

Когда мы подкатили к городу, солнце почти спряталось за горизонтом. Мягкие сумерки спустились на волшебный двухэтажный дом у пруда. Теперь он выглядел совсем по-иному, ещё более загадочно. 

Удивительно, прошло более трёх часов, как я наблюдала парочку на ободранном балкончике, а они до сих пор оставались там же. Вернее, на перила облокотившись, курила сигарету женщина. Возможно, ей было около сорока. Грустная, черноволосая, отрешенная. 

Из темного проема открытой двери на улицу лилась мягкая красивая вечерняя мелодия. Это в комнате довольно нехило играл на баяне друг женщины. Я словно воочию увидела, как он сидит там в темноте на диване, склонив голову и вдохновенно перебирая клавиши. 

Минуя домик, я бросила последний взгляд на их ободранный балкон, и в этот миг мне открылась тайна: я вдруг поняла, что она полюбила его за музыку. И, возможно, их роман был вполне достоин пера Дюма, Бальзака или Гюго. Но мы об этом никогда не узнаем.

*

Запах дождя. Фотя Витрыло

День был мокрый, холодный, небо — блеклое, воздух - туманный. Дождь сеялся, словно сквозь мельчайшее сито, где дырочки, величиной с нанометр.
Вчера ещё весеннее солнышко согревало свежую ярко-зеленую травку, пахучую и мягкую, как китайский шелк, а ночью вдруг все изменилось. Сверкающие бриллиантами звезды внезапно померкли, стали тусклыми и печальными.
Я ещё подумала: «К дождю! Не соврали в этот раз синоптики». Да и кости подтверждали прогноз своим унылым нытьем.
Дождик сеялся и сеялся, но люди – это такие странные существа, что им все нипочем. Что дождь, что ветер… Человеки, они все больше против течения прут, борьба им нужна. За выживание.
Кошка вон свернулась клубком и спит к дождю.  Ну, да… А вы разве никогда не испытывали необоримого желания лечь и сладко уснуть под равномерный стук дождевых капель?
Конечно, испытывали, и не отнекивайтесь. Жаль, что вы не покорились этому желанию. Не стоило сопротивляться и входить в конфликт со своим организмом. Ведь природа мудрее.
Вот и в этот день люди спешили куда-то, тщательно прикрывая свои  головы, кто зонтиком, кто капюшоном. Некоторые смотрели только под ноги, а те, кто ещё не совсем утратил свою естественную связь с живой природой, шли медленнее, наслаждаясь запахом дождевых облаков, извергающих саму жизнь на эту красивую планету, так бездушно  загаженную гнусными пластиковыми бутылками и прочими ядовитыми отходами.
Бедная, грязная водичка в реках и озерах, стараясь очиститься, превращалась в пар и улетала в небеса, присоединяясь к своим целомудренным сестрам в стаях белокрылых облаков.
Испытывая нежную любовь к своей матери-земле, они вновь проливались дождем на её измученную грудь. Насыщали жизнью и чистотой все живые молекулы.
Но люди прятались, закрывались зонтами от этих небесных посланников, бежали в дом и, открывая холодильник, доставали бутылки с какой-то булькающей и шипящей отравой.
Стараясь подойти поближе к главному герою моего рассказа, я все время отвлекаюсь и ухожу в сторону. Но, видать, высшая сила водит карандашом в моей руке.
Так вот, многие из прохожих, тех, что вдыхали запах чистоты, льющейся с небес, словно по мановению свыше, вдруг бросали взгляд на окно невзрачного домика, ютящегося в тесном ряду таких же, как он.
Прохожие замедляли шаг, не в силах оторвать взгляд от окна. Некоторые, споткнувшись, на несколько секунд останавливались, открыв рот от изумления.
Ещё пару раз оглянувшись, они шли дальше, но их лица выглядели теперь преображенными тихой радостью и счастьем. Может быть, это продолжалось одну минуту, но… все-же…
А на том окошечке стоял небольшой кустик гибискуса и глядел в мир за стеклом двумя огромными нежно-розовыми цветками.
Он только сегодня утром их открыл и все видел впервые: и дождь, и деревья, и травку, и людей…
Сквозь деревянную раму окна он чувствовал запах дождя и затосковал внезапно.
Вдруг занавеска отодвинулась, и к окну приблизилась женщина. Она ласково улыбнулась и сказала, поднимая над кустиком лейку: «Что, малыш, ты тоже хочешь под дождик? Так я вот набрала для тебя дождевых капель. Пей, да расти большой!»
И свежие капельки, только что прилетевшие с небес, нежно умыли и напоили маленького флорианина.

                                                                     *

Сердцеедка. Фотя Витрыло

(сказка для взрослых и детей)

В одной глухой деревне, в худом домишке с покосившимся ветхим забором, жила бедная вдова с сыном. Когда мальчику исполнилось семнадцать лет, мать сказала ему: «Сынок, у меня есть немного накопленных деньжат. Я дам тебе их на дорогу, и ты поедешь искать свое счастье. Видишь, как живут люди в деревне, как тяжело работают всю жизнь. Без водки, пожалуй, не могли бы выдержать и дня. А ты у меня красивый, умный. Тебе суждена счастливая судьба. Я в этом уверена.»

Юноша послушал-послушал, и хоть был он скромным и тихим всегда, но слова матери всколыхнули в глубине его чистой души смутные мечты и желания, которые иногда сбывались в его сновидениях и волновали его молодые чувства.

Мать обняла его, вытирая слезу кончиком ситцевого платочка, и сказала на прощанье: «Запомни крепко, сынок: никогда не объясняйся в любви первым, иначе пропадешь.»

Парень удивился такому совету, но только молча улыбнулся и кивнул согласно.

Вот взял он деньги, сложил нехитрый свой рюкзак, и отправился на вокзал. Дорогу себе наметил по шаблону: в столицу, как все искатели.

Шел он деревенскими улочками, а подсолнухи из-за забора провожали его тоскливыми взглядами. Если бы могли оторваться от земли, тоже побежали бы счастья искать.

Собачонки знакомые увязывались за его ногами, а старушки, прикрыв рукой от солнца сморщенные личики, пытались узнать прохожего по походке. Ведь по походке можно многое понять: идет человек в сельскую лавку за пивом или к куме на именины направляется? А если человек идет на вокзал, это слышно за три версты.

Долго ли коротко юноша свой путь держал, но вскоре оказался в огромном городе, где никогда раньше не был. Только по телевизору все это видел и знал. Хоть и был он не робкого десятка, как его отец покойный, но несколько раз было растерялся, и даже подумал, что заблудился. А блудить ему нужно было по адресу дядюшки своего. Мать надеялась, что тот по-родственному поможет племяннику устроиться в столице.

В одном месте, увидев ларек с мороженым и сладостями, он почувствовал и голод и жажду, и желание чего-то холодненького… У ларька стояла небольшая очередь: несколько ребятишек и молодых парней, по всему видно, студентов.

Фома соблазнился мороженым и тоже встал в очередь, решив купить эскимо «Каштан».

За прилавком оказалась девушка лет пятнадцати. Она подала Фоме мороженое и так трогательно взмахнула ресницами, что он застыл на месте, не имея сил отвести от неё взгляда.

Напирающие сзади грубо оттолкнули его. Фома отошел совсем недалеко и продолжал созерцать прекрасную продавщицу мороженого. Никогда в жизни не видел он таких красавиц, даже в телевизоре.

Но время дня близилось к вечеру, нужно было торопиться искать ночлег. Неизвестно ещё, как примут его родственники?

Но, слава богу, вскоре он нашел квартиру дяди, и ещё радостней было то, что приняли его ласково, выделили комнату отдельную и сказали: «Живи, сколько нужно тебе.»

Юноша поужинал сытно, пообщался с родственниками, рассказал дяде, как мать себя чувствует, как в деревне худо-бедно живется, а потом отправился спать в удобную постель.

Только вот сон все не шел к нему. Перед внутренним взором картинки пестрели непрерывно, и на каждой картинке – юная продавщица мороженого глазами хлопала. Как зыркнет – а у него мурашки по коже и жар в теле начинается, и томление страстное. Измучился такой бессонницей, уснув всего лишь под утро.

Вскоре парень нашел работу, хорошо устроился, зарплата – как в сказке. Даже дядюшка радостно изумлялся, какой везучий у него племянник оказался.

Но была у племянника одна проблема, о которой никто не догадывался. Каждый день неотвратимая сила тянула его к ларьку с мороженым, где он объедался эскимо, лишь бы лишний раз поймать взгляд красавицы. Девчушка тоже заметила его рвение и словно бы подбадривала своими «стрелялками».

Каждый вечер наматывая круги вокруг ларька, парень заметил, что он не единственный воздыхатель сей юной богини. И ревность начала его ещё больше истязать.

В конце-концов решил он объясниться с девушкой или хотя бы попытаться пригласить куда-нибудь погулять-посидеть.

Скоро в мыслях всё делается, да нескоро наяву. Всегда перед хорошим человеком разные препятствия возникают. И хоть жизнь в том и заключается, чтобы их преодолевать, как кому дано по способностям, но от сознания этого не легче людям.

Обмозговывая свою любовную ситуацию, зашел Фома в кафешку мимоходом. И был поражен неожиданностью увиденного. У окошка сидела за столиком его пассия, а напротив – незнакомый бритоголовый парень.

Хоть мать и учила Фому, что подслушивать некрасиво, но он не мог с собой совладать. Сел тихонько за соседний столик и уши навострил.

И слышит он, как парнишка, волнуясь, в любви объясняется. И как только произнес он эти заветные три слова, девчонка ему говорит: «Что ты сказал? Громче! Я не слышу.» Он громче произнес. Она опять сказала, что не слышит. Тут парень как завопит на всё заведение: «Я тебя люблю!»

Девушка неожиданно вскочила и, как ошпаренная, вылетела в дверь. Смотрит Фома в окно, а она бежит вдоль дороги, только подошвы туфель мелькают. Странно всё это было очень…

А потом бритоголовый медленно встал из-за столика и вышел. Фома, как зачарованный, за ним следом поплелся. Тот шел-шел, как во сне. Да оно и понятно, после такого облома.

Так и бродили они по городу, один не в себе от обиды и растерянности, а другой сам не понимая, зачем его бес водит. А может и не бес. Тут приключение случилось, и если поразмыслить, то получается, что кто-то хотел, чтобы Фома присутствовал при нем. Парень шел-шел, а потом упал и умер на ровном тротуаре.

Фома смотрел, как доктор из неотложки констатировал смерть, и почему-то вспомнил материнское напутствие никогда не объясняться в любви первым.

«Что-то здесь нечисто, нутром чувствую,» - думал Фома. И решил он разобраться во всем. Ради этой цели решил следить за девчонкой, потому что с парня уже взятки гладки.

Сначала купил он крошечную подслушку-подглядку, потом пригласил девчонку на свидание, на свидании в любви не объяснялся, но ухитрился прилепить «жучка» на медальончик, который всегда украшал её нежную шейку.

Девушка поначалу была весела и игрива, но когда парень провел её к дому и стал прощаться, взгляд её погас, и уголки губ скорбно опустились, как у старушки.

«Странно, - подумал Фома, - живет в таком богатом квартале, а работает продавщицей мороженого. Ну да ладно. Посмотрим, что нам жучок поведает».

Включил он приемник и начал ждать. Вскоре послышался щелчок дверного замка и разговор начался.

- Мамочка, я вернулась. Как ты себя чувствуешь?

- Ох… совсем сил нет, умираю я. Дочка, скорей готовь мне сердце.

- Мама… не сердись, но этот парень не сказал мне слов любви.

- Что??? Как это? Ты чем занималась целый вечер? Ты хочешь моей смерти? Ты же знаешь, что мне нужно съесть сердце каждую неделю, иначе я одряхлею и умру. Ты неблагодарная сволочь! Грязная шлюха!

Послышался голос девушки, сквозь слезы лепечущий оправдания.

«Вот это кино, - потрясенно подумал Фома. – Матушка красотки – людоедка? Таки правда, что существуют вампиры-людоеды?»

У парня аж под ложечкой засосало от страха. Как быть? Кому сообщить? В милицию? А что если… и там вампиры или их слуги? И вообще, не запрут ли меня в дурдом, если я скажу, что мать любимой девушки – поедает сердца молодых парней, которых заманивает её дочь-красавица.

Дааа… было теперь о чем подумать.

«А ведь у меня есть запись разговора! Ну и что? Мне пришьют незаконное вторжение в чужую личную жизнь!»

После долгих мучительных сомнений и размышлений Фома решил продолжать слежку и действовать по обстоятельствам.

А дальше слежка показала, что девушка живет совсем не там, где мама. Дочь жила в бедном квартале, в крошечной квартирке со старой мебелью, перебиваясь своей жалкой зарплатой продавщицы мороженого. И кстати, у неё было имя. Совсем даже симпатичное – Алиса.

Однажды Фома опять выследил, как очередной поклонник Алисы объяснился ей в любви. Опять повторилась история, как в первый раз. Девчонка стремглав бросилась куда-то бежать. Он думал, что она побежала к матери, но видео показало бедную квартирку девушки.

Она забежала в кухню, как сумасшедшая хватала посуду, муку, сахар, масло, какие-то специи и… начала месить сдобное тесто. Во время работы что-то шептала неразборчиво и выглядела очень взволнованной.

Фома потрясенно следил за движениями её ловких рук. Вскоре на разделочной доске красовалось удивительное пирожное в форме СЕРДЦА! Украшенное орехами, черносливом и глазурью, оно полезло в духовку.

Алиса облегченно вздохнула, шлепнулась на стул, и выглядела совершенно обессиленной и бледной. На экран видеорегистратора упала капля то ли пота, то ли слеза, и на некоторое время изображение исчезло.

«Ну и дела, - подумал парень. – Получается, что матушка жрет пирожные? Тогда к чему были разборки о неудавшемся объяснении в любви? Что-то здесь не то… какая-то магия. Может быть, она каким-то волшебным образом впихивает в тесто энергетическую составляющую любовного чувства парня? Мать пожирает пирожное, а эта сила переходит к ней! Точно! Ничего себе – ведь первый парень умер… так-так, нужно узнать, не случилось ли чего с сегодняшним влюбленным?..»

Алиса между тем вынула из духовки готовое СЕРДЦЕ!

«Наверное, вкусно пахнет!» - подумал парнишка, наблюдая, как она нюхает его, а её глазки начинают блестеть и сиять. Завернула пирожное в толстую кондитерскую бумагу, положила в сумку и щелкнула дверным замком.

«Ну вот, теперь мать накормит», - с иронией хмыкнул Фома.

Действительно, мать обрадовалась, начала извиняться за грубость в прошлый раз, называть Алису «любимой доченькой и ангелом». Выглядела она лет на шестьдесят, и очень слабой. Еле поднялась с дивана.

Дрожащими руками ухватила сверток и нервно начала разворачивать.

«Какой аромат!» – прошептала она, вгрызаясь в острый край СЕРДЦА.

Фома потрясенно наблюдал за процессом трансформации этого удивительного существа. Прямо на глазах старуха превращалась в молодую свежую очаровательную женщину. Когда она съела последние крошки с ладони и довольно улыбнулась, на вид ей было лет двадцать пять, не более.

«Подойди ко мне, моя малышка, - обратилась она, наконец, к девушке, скромно стоявшей перед ней, как прислуга. – Ты - умничка сегодня. Я кое-что тебе подарю.»

Женщина подошла к стене, отодвинула невидимую дверцу, вытянула из шкафа желтое платьице в незабудках и сказала: «Теперь одевай это. Ты будешь в нем неотразима. И кто же в тебя не влюбится?»

Бросила Алисе на плечо легкую ткань, а сама тут же забыла о ней.

Вдруг завертелась на одной ноге, как юла, а вокруг неё словно снежный вихрь образовался. И всё это явление стремительно рвануло сквозь открытое окно пятого этажа прямиком в направлении полной сияющей луны.

Фома буквально остолбенел. А девушка тихонько вышла из квартиры богатой матери-ведьмы и поплелась к себе домой.

В этот момент парень понял, что девушка Алиса – это просто бедное одинокое загипнотизированное существо, не знающее ни радости, ни счастья, приговоренное исполнять роль зомби-куклы.

«Нет, - сказал он себе решительно, - я это так не оставлю. Если мне дано было узнать, значит, я должен найти выход и, по меньшей мере, хоть освободить девчонку. Ничего, справимся.»

Так подбадривая себя, общаясь со знакомыми и незнакомыми, он получил всю нужную информацию за каких-то пару часов. Как и следовало ожидать, тот парень тоже вчера умер неожиданно и скоропостижно.

«Ну, теперь держитесь!»

Фома сделал кроткое и робкое лицо, догнал Алису по дороге домой и начал лепетать о том, что «нужно поговорить» о чем-то очень важном, решительно касающемся вопроса жизни и смерти. Девушка сначала недоверчиво отмахивалась, но потом сверкнула любопытными глазищами и пригласила парня в гости. А ему только этого и надо было.

Ухватил он её за горло и начал обзывать убийцей, потаскухой, дрянью, сказал, что в суд идти не будет, а вместе с друзьями подвергнет её ужасным пыткам и справедливо отомстит за невинных парней.

«Страшная смерть ждет тебя, и нет тебе спасения!»

Алиса плакала и дрожала от страха.

«Ладно, обойдемся без пыток, если ты сделаешь одну вещь!»

«Какую? Я сделаю всё!»

«Сию же минуту начинай месить тесто и делать пирожное СЕРДЦЕ для своей мамочки-людоедки. Ты отнесешь ей и скажешь, что кто-то тебе опять объяснился. Ты поняла, о чем я?»

«Да, конечно, я всё сделаю. Не мама она мне, а мачеха… сирота я.»

«И не надо меня жалобить, - заорал Фома. – Сиротка она несчастная, видите ли! Меси тесто, мерзость поганая!»

Всё время, пока девушка делала пирожное, парень поносил её самыми последними словами с ненавистью и презрением.

«Алиса, неси мамочке пирожное с улыбкой, как всегда. Иначе, тебе конец – разорвем в клочья!»

«Да ладно, - вдруг сказала бледная Алиса, - хватит уже орать. Я тоже не прочь от неё отделаться. Если это поможет, то я буду рада больше тебя.»

«Хмм… неужели? – недоверчиво скривился парень. – Ну, тогда вперед!»

Он включил свое видеонаблюдение и стал ждать.

Ага, вот приближается самый интересный момент. Алиса врывается в квартиру мамочки и радостно подает ей сверток. Всё выглядит достаточно правдиво. Мамочка, похожая на прекрасную Монику Белуччи, благосклонно принимает подарок. Сегодня без спешки. И даже приглашает девушку попить с ней чай. Но пирожное СЕРДЦЕ, слава богу, не предлагает. Начинает есть сама. Расспрашивает, каким был парень, объяснившийся ей сегодня, какие у него были глаза, плечи, рост…

Алиса ей рассказывает что-то, пытаясь не выдать волнение. Ведь на её глазах начинает происходить ещё более невероятное, чем раньше. Моника Белуччи медленно превращается в сморщенную египетскую мумию.

Самое страшное, что сама она ничего не замечает, ест пирожное, смеется, томно потягивается.

Алиса с опаской подумала, что не дай бог ей повернуться к зеркалу. И начала усиленно развлекать её рассказом о достоинствах красивого влюбленного поклонника. Моника засмеялась и вдруг… фигура её исказилась, как изображение в неисправном телевизоре. Она растерянно попыталась подняться с кресла, но снежный вихрь опять закрутил её, как травинку, и унес в открытое окно.

Алиса не могла поверить, что всё окончилось так быстро, что мучительница больше не вернется. Вот что значит отрицательный заряд энергии любви и страсти.

Она вышла на улицу и медленно пошла домой. Ей казалось, что сила гравитации стала слабее и она сейчас оторвется от земли и полетит. Полетит куда захочет, и никто ей больше не указ.

Навстречу ей шел Фома и улыбался.

- Чего лыбишься, как придурок? Думаешь, я теперь тебя буду слушаться? Фиг вам всем.

- Больно надо мне твое послушание. Да ты даже не красивая.

- А ты – урод.

- Ну и ладно. Все равно не дождешься моих объяснений в любви.

- Не дай бог! – в ужасе воскликнула Алиса. – Давай просто зайдем и съедим по пирожному?

- Это можно, - добродушно ответил Фома, и обнял девушку за плечи.

*

Гусеница. Фотя Витрыло (притчи)

Толстая зелёная Гусеница была занята бесконечным поеданием листьев. Только жрать, больше ничего ей не хотелось и ничего более не интересовало. Она медленно двигалась по веточкам, жевала и слышала только хруст. Только когда на веточке кончалась жратва, у неё появлялись беспокойные мысли, она оглядывалась и нюхала воздух. Учуяв вожделенный запах, устремлялась в ту сторону, находила еду и опять начинала безостановочно есть.

Как-то случайно она увидела... бабочку, присевшую на цветочек. От удивления Гусеница даже перестала есть. Впервые в жизни она обратила внимание на что-то, что не является едой. А когда бабочка взмахнула крылышками и улетела, у Гусеницы возникли странные непривычные чувства.

И часто теперь она вспоминала про то, как Цветок взмахнул лепестками и улетел. Мысли и заботы о еде начали прерываться воспоминаниями о бабочке.

“Вот бы ещё раз увидеть это чудо!” - мечтала Гусеница. И мечта сбылась. Она вновь встретила бабочку. Та сидела внизу на соцветии флокс и медленно раскрывала и закрывала яркие крылья. Гусеница заволновалась, заторопилась поближе рассмотреть и стала опускаться по ниточке на клумбу.

“Эй, - воскликнула она, - Цветок! Кто ты? Я никогда не видела летающих цветов! Как ты это делаешь?”

- Я не цветок, - весело засмеялась бабочка. - Я — Бабочка! Мотылёк!

- Никогда не видела раньше Мотылька... наверное, здорово, когда умеешь летать? А я только ползаю да ем.., - и Гусеница вдруг ощутила непомерную грусть. Она вдруг поняла, насколько убого её существование.

- Ну что ты, - с сочувствием ответила Бабочка, - не грусти, ты тоже скоро полетишь!

- Да у меня даже крыльев нет!

- И у меня раньше не было!

- Как это?

- А так. Я тоже была гусеницей. А потом перестала есть, уединилась, отгородилась от мира стеной своего кокона... и вскоре — в тишине и темноте я начала меняться.

- И у тебя вырасли крылья?

- Да.

- Со мной такого не случится...

- Случится. Ты вон уже целых пять минут ничего не ешь!

- Да. Надоело всё... ешь, ешь, ползёшь, ползёшь, ищешь ещё поесть... для чего это? Глупо и бессмысленно. И очень печально.

И Гусеничка начала заворачиваться в кокон. “Не хочу я больше так жить... не могу поверить, что это всё, к чему я способна... нет-нет! Вот если бы я могла летать, как Бабочка, тогда другое дело! В этом было бы больше смысла и радости!”

Она завернула себя в прочный кокон, который не пропускал ни звуков, ни света, ни влаги, и ... вы думаете, что она уснула? Нет! Когда ничего не осталось, даже внешнего мира, тогда ей постепенно открылся мир внутренний. Он оказался потрясающе прекрасным и удивительным, исполненным невообразимых возможностей и силы!

Через несколько месяцев кокон треснул. В трещину просочился свет. Маленькие лапки раздвинули края и изнутри появилось совсем иное существо, даже отдалённо не похожее на гусеницу. Это была яркая красивая Бабочка. Она сначала разгладила, развернула свои крылышки, а потом так легко взлетела в воздух, будто сто лет этим занималась.

Она летала с цветка на цветок, наслаждаясь своей легкостью, невесомостью, яркими красками и ароматами сада, и думала:

“Неужели то была я? Я, которая объедала все листья на дереве? Маленькая гусеничка-обжора? Невозможно поверить, что я была такой!”

Ой! В эту секунду какая-то тень нависла над беспечной бабочкой, мгновенно щелкнул клюв, и... красавицы не стало.

Так вот, о чем это я? Аааа, две новости для вас: одна плохая, другая — хорошая.

Первая, плохая: как бы удачно и успешно всё не сложилось у вас, всегда есть опасность быть съеденным более крупным существом.

Ну, и вторая, хорошая: потеряв материальную оболочку, вы можете стать Невидимым Существом Чистого Сознания.

Или как хотите это назовите. Все названия — ваше творчество!

*

Маша. Фотя Витрыло

Я с детства ненавидел имя Маша. У меня была соседка Машка, уродина и сволочь. Она перелезала через забор и ломала мои домики, стоило только мне отойти от песочницы. Она топтала ногами мои игрушки и воровала самые лучшие из них. Жаловаться на неё было бесполезно, потому что наказания её не страшили, а делали ещё более злой и изобретательной в коварстве. Когда в очередной раз она сломала мою лучшую машинку, подарок отца, я заплакал. Она же хохотала и кривлялась, корчила рожи и пританцовывала. 

Это был не ребёнок, не девочка, это было чудовище, демон.

Она испоганила моё детство. Лучшие воспоминания всегда были испорчены её появлением в кадре.

Но шли годы. Я уехал из дома, стал студентом. Жизнь стала веселей.

Однажды я влюбился. Влюбился на улице в прекрасную незнакомку. Я стал встречать её всегда на одной остановке. Дальше я проследил за ней, узнал где она учится, где живёт... Иногда я сидел позади неё в трамвае и слушал её голос, её смех, когда она болтала с подружкой. Потом я набрался смелости и заговорил с ней. Она смеялась, шутила, кокетничала, а я был счастлив. Она спросила:

- Как тебя зовут?

- Руслан...

- О господи, - воскликнула она, всплеснув своими тонкими ладошками, - это же моё любимое имя! Правда!

И она вновь весело рассмеялась. Глаза у неё были зелёные и добрые-добрые.

- А твоё имя? - спросил я в ответ.

В эту секунду неожиданный порыв ветра поднял какие-то лоскутки бумаги, закрутил, и один из них упал между нами на землю.

- Маша, - произнесла она.

Я замер. Что-то во мне то умирало, то рождалось в какие-то доли секунды. Я смотрел вниз на лоскуток бумаги и не мог поднять глаз.

- Меня зовут Мария, - опять повторила она каким-то неуверенным голосом, будто почувствовав, что случилось нечто необъяснимо-трагично-загадочное.

Я не знал, как мне быть. Если бы я посмотрел сейчас ей в глаза, она бы увидела разочарование, холод, боль... и на этом бы всё закончилось.

Но в эту минуту подошел её трамвай и она бросилась к нему, крикнув “пока!”

Клочок бумаги перевернулся и я увидел рисунок и обрывки текста. На рисунке было сердце, пронзённое стрелой. В тот миг это совсем меня не впечатлило, даже странно, почему так сильно запомнилось.

Несколько дней я избегал встречи. Я размышлял. О том, какой я идиот. Из-за детской психологической травмы лишаю себя общения с хорошим человеком. Ведь миллионы людей носят одно и то же имя, а все они — разные, что внешне, что внутренне.

Через несколько дней я опять ждал девушку на старом месте. Её не было. Ни в тот день, ни на следующий. Мне подумалось, что она, заметив моё отсутствие, обиделась и стала ездить другим маршрутом. Чувство утраты зажгло в моем сердце прежнюю любовь, даже более сильную и неистовую.

Я начал её искать. У дома, возле универа... она словно в воду канула. Будто приснилась.

Только когда я уже потерял последнюю надежду, через пару месяцев, неожиданно увидел её в парке с собакой.

- Маша! - воскликнул я, бросаясь вдогонку.

Теперь это имя не коробило меня, и я легко и просто его произносил. И чем чаще я его повторял, тем приятнее и красивее оно звучало для меня.

Лицо девушки осветилось радостным удивлением. Хотя в глубине её глаз будто волна печальная схлынула, но секунда, всего лишь секунда.

Мы полюбили друг друга. Мы собирались пожениться. Всё было так замечательно, что мне даже не верилось иногда в реальность происходящего.

То, что случилось дальше... я не могу даже говорить об этом. Сейчас, по прошествии многих лет, мне кажется, что без Злой Силы не обошлось.

Мы ссорились. Пытались помириться, но опять необъяснимая преграда вставала между нами. Каждый считал себя оскорблённым и униженным. Она плакала в телефон. И я плакал. Мы всю ночь плакали, разговаривали, объяснялись в любви, прощали друг друга. А потом опять происходило невероятное — какие-то совпадения, подозрения, ревность, другие люди каким-то боком влезали в нашу жизнь и всё нам портили.

Мы расстались очень болезненно и трагично.

Я с детства ненавидел имя Маша. А что, если это был знак? Может быть, мне нужно было избегать носительниц этого имени? Одна Маша испортила моё детство, а другая — всю мою жизнь.

Конечно, я любил других женщин потом. Но всё проходит. Только Маша не прошла. Она опять лезет в мои воспоминания, задаёт вопросы, смеётся, обвиняет, ломает мои представления о самом себе. Терзает меня и мучает. Она испортила мою старость. И я не знаю уже: люблю я это имя или ненавижу, как в детстве...

Одно я понял: даже клочок бумаги не может случайно упасть к нашим ногам. Что уж говорить об именах близких людей или врагов.

*